Впервые за долгое время я стал пленником, но не людей, а самого себя. Собственного разума и безмерно слабого тела. Тела, не способного пройти сквозь камень или разнести этот дурацкий камень в мелкий щебень. Наверное, вы скажете, что я должен хотя бы пытаться и просто колотить по стене кулаком. Но, увы, я уже пытался и в итоге разбил костяшки в такое месиво, что уже не помню, когда в последний раз шевелил рукой и пальцами.

И тогда я начал постигать науку контроля над собственным сердцем. Я умел его ускорять, но ускорять – не значит замедлить. Ведь это было вопреки самому главному инстинкту – инстинкту выживания. Но знание того, что это возможно, придавало мне каких-то извращенных, сверхчеловеческих сил. Сил, необходимых, чтобы лишить самого себя жизни. Впрочем, это, как я понял позже, не являлось моей идеей фикс. Это только угрюмое наваждение, навеянное абсолютной тьмой, когда уже не можешь сказать, открыты твои глаза или нет.

Сегодня, если так можно выразиться, я понял, что меня быстрее прикончат не безуспешные попытки остановить собственное сердце, а бессилие. Губы пересохли настолько, что просто открыть рот было демонической пыткой. Руки не слушались, не желая сдвигаться ни на миллиметр, а дышал я буквально чудом.

Уверяю вас, посмотри на меня со стороны – и увидишь лишь тело, сидящее в углу. Руки его лежали на вытянутых ногах, голова безвольным кульком свалилась на грудь. Единственное, что указывало на то, что это не кукла и не полусгнивший труп, – редкое подрагивание грудной клетки, сотрясаемой судорожным вздохом.

Крыс, кстати, не поступало уже пять «ночей», и, как подсказывает мне обоняние, куча тоже куда-то исчезла.

– Весело? – раздался знакомый голос.

В такие моменты всегда знаешь, кто это.

– Да. Безумно, – прохрипел я, раздирая горло. – А тебе там?

– Да просто замечательно.

Мне мигом представился смутный образ человека, развалившегося в шезлонге и потягивающего фруктовый коктейль. Я невольно потянулся рукой, но рука так и не сдвинулась с места, а видение уже разлетелось вдребезги, остался только голос.

– О чем поговорим на этот раз? – спросил я.

– Не знаю, – наверное, пожал плечами этот некто. – Ты же сам с собой разговариваешь. Так что ищи темы сам.

– И верно, – кивнул бы я, если бы имел на это силы. – Как насчет квантовой механики?

– Ты в ней не разбираешься.

– Откуда ты знаешь? – вскинулся я, а потом опомнился. – А, ну да, глупый вопрос. Ну тогда как насчет окружающей обстановки?

– Тебя в ней что-то смущает?

– Нет, – фыркнул я. – Совсем ничего. Все в норме.

– Я тоже так думаю. – Видение потянулось и устроилось поудобнее.

Я его не видел, но знал это. Такое странное, противоречивое, почти невозможное ощущение. Когда вроде что-то существует, а вместе с тем вокруг царит непроглядная тьма.

– Кажется, я еще не попадал в такую передрягу, – с ноткой самоиронии вздохнул я.

– Попадал, – твердо произнес собеседник.

– Эй! – возмутился я. – Ты же – я, значит, должен со мной соглашаться!

– Я твоя шиза, а шиза не поддается законам логики, – словно пожало плечами это нелепое видение.

Я немного подумал, а потом ответил:

– Ну и черт бы с тобой.

– Черт? Не демон?

– Да какая разница.

Повисла тишина, а я не стал торопить собеседника. Ведь, право же, не станете же вы торопить собственные глюки.

– На самом деле очень большая, – протянуло нечто. – Но вернемся к нашим баранам.

Если честно, я уже возненавидел эту присказку. Кстати, я не упоминал об этом? Прошу прощения, видимо, совсем крыша едет, но, если вы не поняли, это уже далеко не первый мой разговор с самим собой.

– Мое мнение – в Мальгроме было жарче.

– Нет, – твердо ответил я. – Там было проще.

– И почему?

– Потому… потому… – Я мычал, давился, но слов подобрать не мог. – Темные богини тебя задери! Ты прекрасно знаешь ответ, если задаешь такие вопросы!

– А если знаю я, то знаешь и ты.

– Но я-то не знаю!

– Дружище, ты разговариваешь сам с собой и при этом утверждаешь, что я знаю, но ты – нет. Это уже клиникой попахивает.

– А то, что я в принципе сам с собой шпрехаю, – это в порядке нормы?

Странно, но я засмеялся. Засмеялся и тот я, который не совсем я… В общем-то, я уже тоже запутался в определении, кто здесь носитель шизы, а кто – видение. Возможно даже, что я вовсе не реален, а просто бред чьего-то больного воображения, сдобренного доброй щепоткой отчаяния и безысходности.

– Может, побеседуем о том, к чему ты пришел? – немного ехидно поддело меня видение.

– Убирайся, – только и буркнул я, понимая, что на эту тему точно не хочу говорить.

– Как скажешь.

Повисла тишина. Я уснул, и снилась мне темная комната без дверей, окон и какого-либо шанса на освобождение. В который раз я уже не мог различить, где реальность, где призраки, порожденные голодом, психозом и тьмой, а где сны, имеющие те же корни.

– Ты тут? – спросил я, когда настал очередной «день».

– И не уходил, – прозвучал лаконичный ответ.

– Я должен был уже умереть.

– Я знаю.

– Они не позволят.

– Я знаю.

Я замолчал, а потом рассмеялся. Гулко, низко. Наверное, это звучало несколько страшно.

– Ты сошел с ума, – сказало видение.

– Я знаю, – повторил я его слова и засмеялся еще сильнее.

Все вокруг вдруг стало казаться таким нелепым, таким комически невозможным. Словно вот-вот минет одна секунда, другая… и я проснусь. Да не где-нибудь, а в своей питерской двушке, оставшейся от родителей, укативших в теплые края. Там, на видавшей виды кровати, среди подушек и одеял лежало мое бренное тельце, наблюдавшее столь причудливый сон.

Вот-вот прозвенит надоедливый будильник и придется вставать – спешить на подработку. А там босс, жуткий, к слову, тип. Все время потный, с платочком и очень нервный. Если сдашь отчет не в срок, так сразу головомойку устроит. А еще там есть секретарша Таня, и все прекрасно знают, что она под «этим делом» переспит даже с уборщиком Славиком, который, в свою очередь, под «этим делом» постоянно пребывает. Но при этом никто не спешит воспользоваться знанием, потому как все в курсе, что его, знание, уж больно активно пользует босс. И никого, собственно, не волнует, что у босса есть жена-красавица и дочка-умница. Как, впрочем, не волнует это и самого босса.

А после подработки, вылетев из душного офиса, я наберу номер своего друга Ника. Тот подъедет на разбитом «шевроле» слишком бородатого года выпуска, чтобы его помнить. Махнет рукой в открытое окно, просигналит особым способом и крикнет: «Трап спущен». Я запрыгну в салон, и мы поедем за Томом в его кафе, где он трудится официантом. Дождемся окончания смены, а потом начнем искать место, куда можно приткнуться. А если некуда, то, сидя в машине, станем перебирать списки контактов и соберемся все у меня. Кто-то врубит жуткую музыку, но пьяным нам будет все равно. Будет обязательно весело, жарко и безумно хорошо.

А на следующее утро опять будильник, босс, особый сигнал, крик: «Трап спущен» и все по-новому. Почему? Потому что молодые, потому что хотим и потому что можем. Каждый день – как последний, каждый поцелуй – как первый, каждая девушка – как волшебная нимфа.

Но потом, до смешного, опять будильник, босс и по накатанной.

– Они далеко, – насмешливо протянуло видение.

– Да чтоб ты сдох, – сплюнул я. – Такую картинку смазал.

– Это я могу. Это я с радостью. Но сдохну я, умрешь и ты. А ты этого не хочешь.

– Ты же знаешь, что я пытался убить себя.

– Не занимайся самообманом – это было от нечего делать. Да и просто исследовательская жилка взыграла.

Я покачал головой, вернее, покачал бы, если бы мог, – спорить тут бесполезно.

– Тебя не обманешь.

– Самого себя в принципе сложно обмануть, – философски заметило оно. – Слушай, мне, конечно, приятно с тобой языки полоскать, но, может, ты уже сделаешь то, что должен?